Бурчуладзе, Гулегина и Призрак оперы
Грузинский бас привез на свой юбилей Гулегину, но обещанный Брузон до сцены не дошел
В один день в Москве собрались звезды мировой оперы, чтобы выступить на разных площадках.
Общепризнанно, что Паата Бурчуладзе – один из лучших современных Борисов Годуновых, в чем и мы с вами убедились (правда, не без мелких оговорок) в феврале, когда он выступал в старой, «имперской» продукции Большого театра 1948 года. Когда-то уходивший в вечность Караян благословил его прозванием «второй Шаляпин», а сегодня артист уже отмечает 25-летие творческой деятельности. На свой юбилейный концерт в Большом себе и нам в подарок «гражданин мира», живущий в Берлине и Вене, а чаще всего в аэропорту, привез «недосягаемую» Марию Гулегину – драматическое сопрано номер один в кровавом вердиевском репертуаре, главную Тоску и вообще очень известную оперную даму. Вместе с ними третий акт «Набукко» в завершение вечера должен был петь оперный король, могиканин Ренато Брузон, в последний момент передумавший выходить на сцену – микрофонный голос объявил о внезапной болезни выдающегося баритона прошлого века.
А в это время, вернее чуть позже, в Гостином дворе в присутствии Юрия Лужкова и вице-мэра Вены для состоятельной буржуазии (билеты от 1 тыс. до 2 тыс. долларов) развернулась имитация Венского оперного бала, куда неутомимая Любовь Казарновская сумела залучить главного оперного принца наших дней Роберто Аланья, (можно только догадываться, как переживала в разлуке звездная супруга Анжела Георгиу).
У Бурчуладзе и Гулегиной (известной в прологе своей карьеры под девичьей фамилией Мурадян) одна вокальная школа – их главным учителем профессии был профессор Одесской консерватории Евгений Иванов. И если начиная с памятного 1982 года золотой лауреат конкурса имени Чайковского Бурчуладзе сразу и бесповоротно стал своим для Москвы, то у честолюбивой девушки с гордым и независимым характером Гулегиной пророка в отечестве не оказалось. На следующем по счету конкурсе Чайковского (восьмой в 1986-м году) Ирина Архипова не дала победительнице своего же конкурса Глинки Марии Мурадян места выше третьего (что уж говорить, если Нина Раутио получила тогда четвертую премию; а вот где сейчас поет обладательница «золота» Наталья Ерасова, одному богу известно). Как сейчас рассказала Гулегина, она выбежала после вручения призов и зашвырнула свою бронзовую медаль подальше в кусты. Но, как считает певица, этот щелчок по носу стал хорошим стимулом для самосовершенствования, чтобы доказать всем, что именно она – лучшая. Профессиональная принципиальность и обидчивый характер не дали Гулегиной возможности прижиться даже в Белорусской опере, где по примеру Образцовой она хотела петь на языке оригинала и нажила себе врагов по многим другим причинам. Труппа яростно ополчилась против неслыханной нахалки, республиканский скандал докатился до центральных СМИ. Но «диссидентке» Гулегиной все это уже было не страшно – с 1987-го, заменив в одном из спектаклей Гену Димитрову, она вовсю пела в «Ла Скала» («Двое Фоскари», «Бал-маскарад», «Тоска»), куда попала по рекомендации именно Бурчуладзе. Получив-таки от Беларуси почетное звание заслуженной артистки и подарив Москве прошедший 1 марта 1990 года без всякой рекламы прощальный концерт в Зале Чайковского (под плохонький оркестр с дирижером Геннадием Проваторовым, но с самым «крутым» репертуаром), Гулегина эмигрирует. С тех пор мы только издали наблюдали ее триумфальное восхождение на самую вершину оперного Олимпа, изредка приникая к радиоприемникам или телеэкрану, чтобы вслушаться в трансляции из «Метрополитен» или «Скала».
Воистину говорят – характер сделает судьбу. Спасибо Бурчуладзе, что хоть на один раз сумел перебороть этот сильный и сложный характер одному ему известными увещеваниями – Гулегина так сильно не хотела ехать в Россию и даже призналась, что ломала голову над тем, как бы увильнуть. Однако в Москве, которую она не видела больше десяти лет, все изменилось – казалось даже, что ее будет трудно увезти отсюда. Так ей понравилось.
Обычно певцы у нас не ходят слушать певцов. Но тут сбежались все: от народных артистов СССР до студентов Школы Вишневской – лучший урок свободно конвертируемого пения трудно себе вообразить. Партер и ложи наводняли представители московской богемы, но Царская ложа зияла пустотой – никто из политического бомонда замечен не был, возможно, они предпочли более дорогой Венский бал.
Со сцены веяло большой оперой, по которой мы тоскуем. Жаль, конечно, что все было в концертной форме, с хором «на козлах» и с певцами, выстроившимися в шеренгу у авансцены, ведь и «Сила судьбы» (до недавнего), и «Набукко» (до сих пор) есть в репертуаре Большого театра. Бурчуладзе в прекрасной спортивной форме – выглядит и поет, превзойдя даже себя прежнего, которого мы знаем. Особенно эффектно у столь обстоятельного, низкого баса на амплуа отцов, жрецов и мудрецов звучали сверкающие сталью верхние ноты в ариях Аттилы и Захарии из «Набукко». Облаченная в декольтированный полукринолин цвета индиго Гулегина представила два больших оперных эскиза – фатальную донну Леонору из «Силы судьбы» и язвительную узурпаторшу Абигаиль из «Навуходоносора», причем, в образе последней чувствовала себя куда более комфортно – и вокально, и особенно актерски, в буквальном смысле наполнив каждую ноту Станиславским. Родив не так давно второго ребенка и войдя после короткого периода не слишком успешных выступлений в форму, Гулегина вновь демонстрирует победоносный атлетизм героического вокального стиля, который у нас иногда называют силовой манерой (но как еще петь подобный репертуар? – только на тракторе по связкам). Однако при всем величии и тембральной роскоши пения нашей гостьи, как и у многих великих «сопрано-ассолюта» типа Тебальди, Милановой или даже у поздней Каллас, крайние высокие ноты диапазона звучат на пределе, заставляя напрягаться и ее саму, и нас – слушателей. Кроме того, иногда казалось, что в нижнем регистре в некоторых местах в концах фраз звук в силу каких-то непонятных причин как бы приглушается и становится почти не слышным (обидно, что дирижер в подобных местах никак не поддержал певицу). Но все это мелочи по сравнению с Главным. А уж харизмы Гулегиной не занимать.
Столь звездное окружение подтянуло и некоторых солистов Большого театра, подпевавших гостям. Многим удалось обратить исход борьбы с трудностями музыки Верди в свою пользу. По-итальянски приятен был Михаил Дьяков в качестве фра Мелитоне («Сила судьбы»). Тяжкая доля заменить Брузона легла на борцовские плечи новоиспеченного народного артиста Владимира Редькина, который, хоть и вступил один раз не вовремя, в целом с честью вышел из щекотливой ситуации, предъявив в своем Набукко более благоприятную вокальную манеру, чем обычно. Дебютантка Большого колоратурная Маргарита Мамсирова в заковыристой партии Прециозиллы была азартна и обольстительна в своем зеленом «от Кардена» и ретро-шиньоне, играючи вскакивала на заоблачные для меццо-сопрано ноты, но во всем остальном звучала глуховато, как будто издалека. И, увы, мало годились петь пусть и «кушать подано», но в подобном окружении молодые выдвиженцы нынешнего руководства Марат Галиахметов и Вадим Лынковский. Остальные, в том числе маэстро Ведерников, были незаметны, что уже хорошо – они не мешали пронестись Призраку оперы где-то совсем рядом.
