Чародей Гергиев

Русская опера на Пасхальном фестивале

Андрей Хрипин

Пасхальный фестиваль закрыл собой все остальные музыкальные события Москвы. На его фоне незамеченным обещает пройти и локальный консерваторский фестиваль к 200-летию Глинки, тем более без главной своей исполнительской приманки – в последний момент отменил сольный концерт знаменитый контртенор Йохен Ковальски. Пока же в храмах Первопрестольной хоровыми концертами и вереницей колокольных звонов продолжалась Звонильная неделя, в Большом зале Консерватории приоткрылись «Книги Иова» - оригинальную музыкально-литературную композицию по текстам Ветхого Завета и музыке из хоровых произведений Арво Пярта представили дирижер Алексей Пузаков со своим хором (Свято-Никольский хор Третьяковской галереи) и актриса Алла Демидова, ставшая за последнее время участницей множества подобных ораториальных проектов. На следующий вечер настал черед Московского камерного хора под управлением Владимира Минина, отмечающего в этом сезоне свое 75-летие, - в БЗК состоялась российская премьера хоровой фрески Гии Канчели Little Imber.

А в это время Пасхальный фестиваль, преодолевая разумные рамки времени и пространства, семимильными шагами уже летел по России – началась Региональная программа. Подтверждая чудеса экстремальной выносливости, Гергиев и Кº за два дня успели дать четыре концерта – два симфонических и две оперы –  в трех городах (см. «НГ» от 13.04.04). Утром в Ярославле, вечером – в Костроме, на следующий день – в Нижнем, а еще на следующий в Москве грянула «Чародейка». Привыкшая к изматывающим походным условиям мариинская армия приучена держать фасон вопреки всему – несмотря на переезды и долгую дневную репетицию вечером голоса солистов должны звучать как новенькие. Но зачем дирижеру с устойчивым мировым реноме подобное самосожжение? Вопрос, перед которым бессильна обычная диалектика.

Нижегородское предание «Чародейка» – одна из немногих опер национального передвижнического, даже «кучкистского» толка в наследии западника Чайковского, ее можно отнести к разряду эпических народно-музыкальных драм, но до «Хованщины» Мусоргского ей, конечно же, далековато, в том числе и из-за «штукарского», малоталантливого либретто Ипполита Шпажинского, переделанного им из своей псевдорусской костюмной мелодрамы. Премьерой в Мариинском театре в 1887 году дирижировал сам композитор. Увы, опера не стала частью повседневного репертуара и по сей день. Однако Гергиев давно любит эту партитуру, которая, по его мнению, таит в себе немало прекрасной и еще не оцененной музыки – он не раз исполнял ее в концертном виде на Западе, в том числе в «Ковент Гарден» с шикарным составом во главе с Галиной Горчаковой (как бы к ней ни относиться, но до разрыва с маэстро среди драмсопрано это была истинная звезда, каковых сейчас нет в мариинской труппе). В прошлом сезоне постановку «Чародейки» осуществил в Мариинке один из главных режиссеров нашего времени Дэвид Паунтни – премьера этой копродукции прошла в Лиссабоне. Из архаично-условного 15 века действие было перенесено в уездно-губернскую среду века девятнадцатого, во времена, скажем так, Чайковского.

Спектакль довольно часто играется в Мариинке, и, конечно, очень жаль, что Москва была вновь обречена на концертное исполнение – тем более это жаль в столь эпической опере, изобилующей массовыми жанровыми сценами и солидным выводком мелких, но весьма колоритных персонажей. А консервативному Нижнему, наверное, было жаль, что ему привезли не родную «Чародейку», а модерновую «Ариадну на Наксосе» Рихарда Штрауса, и он, наверное, не отказался бы махнуться со Златоглавой. Хочется верить, что в дальнейшем бюджет Пасхального фестиваля позволит показывать оперные спектакли в их полном сценическом виде (нашлись же в прошлый раз деньги на залитого дождем «Бориса Годунова»). И все-таки главное сожаление – о том, что Гергиев не смог собрать убедительный образцово-показательный состав, обойдясь крепкими рабочими лошадками и молодежью из Академии Мариинского театра. Кстати, купюры (например, вырезана большая сцена возвращения Княжича с охоты) – это тоже не очень похоже на стиль маэстро.

В целом исполнение наводило на мысль, что не только у нас в Большом, но и в Мариинке имеются серьезные проблемы по части сохранения повсеместно умирающих традиций большого стиля большой русской оперы и больших русских голосов (см. «НГ» от 02.02.04). В такой хоровой манере, такими скромными камерными голосами, со столь скверной дикцией и полным отсутствием слова, как у большинства «академистов», но при наличии известной музыкальности и владея стилем, можно петь что угодно (Шумана, Штрауса, Берга, Россини, Баха), но только не русскую классическую оперу. Для среднестатического слушателя, не знакомого с «Чародейкой», все вторые персонажи и массовые сцены слились в одну нечленораздельную кашу – впору было вешать табло с бегущей строкой. Невосполнимыми прорехами зияли шедевральные у Чайковского в портретном отношении образы беглого монаха Паисия, интригана-злопыхателя дьяка Мамырова и зловещего колдуна Кудьмы – при наличии внешней живости и даже комикования тенор Кирилл Душечкин понятия не имеет о традициях русских характерных теноров, а у талантливого и симпатичного баса Алексея Тановицкого просто кишка тонка для возрастных партий, требующих не только актерского пения, но и большей профундовости звучания. Зато более или менее убедительно выглядела на столь сером фоне обычно теряющаяся в звездных гергиевских составах Ольга Савова (Княгиня) – убеждая эмоционально и актерски, лихо орудуя наверху диапазона, она обнаруживала в тембре дефицит истинно меццовой краски и – вместо лоснящихся демонизмом едучих контральтовых низов – провалы звука в нижнем регистре. О наличии харизмы или хотя бы осмысленности можно было говорить как о редком исключении. В первую (и, наверное, единственную) очередь это певец старой школы, много лет закалявший свой профессионализм в русской провинции, Виктор Черноморцев, который ухитрился спеть и при этом относительно убедительно отыграть драматическую партию буйного самодура князя Никиты Курлятева, почти не отрываясь от пюпитра, и не по-концертному картинно «умер» на стуле. Что до гулящей бабы, кумы Настасьи-чародейки с ее русской ширью-простором, то ее просто не было – была неплохо выученная, голосистая и красивая девушка по имени Елена Ласовская. То же можно сказать и о княжиче Юрии в исполнении Августа Аммонова, которого отфутболивали один за другим все московские театры и которой так удачно вписался в Мариинскую труппу, - поет он очень красиво, верхние ноты гвоздит на раз, но, как в одном известном стихотворении, «только этого мало».

Однако Гергиев есть Гергиев – это само по себе уже некий гарант, что ниже санитарной нормы не будет. Имеющие уши расслышали его послание.

И последнее. Наш хваленый патриотизм обычно не выдерживает испытания русской оперой – в антрактах публика изрядно рассасывается; так было и на январской премьере «Мазепы» в Большом театре, и сейчас в Зале Чайковского, когда к финалу зал оказался пуст на одну треть. Удивительно, но факт – несоизмеримо больший аншлаг в том же КЗЧ собирают абонементные концертные исполнения западных опер силами той же Мариинки, но под управлением дирижера Корчмара, которого стыдно поставить даже в отдалении от Гергиева. Эти вечера обычно имеют мало общего с актом художественного творчества, но выходит так, что нашей публике все равно кто дирижирует, лишь бы опера была итальянской. Со времен Глинки, Серова и Стасова ничего не изменилось.