Школа Вишневской: слово и дело
Певица и человек Галина Вишневская всегда чувствовала себя хозяйкой своей судьбы и, следуя совету Воланда, никогда ничего не просила у людей и властей. И в бывшем СССР, и в эмиграции всего добивалась своими руками. Закалившаяся в блокаду девчушка из Кронштадта вылепила из себя монументальный образ первой примы Большого театра, а в мужья взяла такого выдающегося музыканта, как Ростропович. Уже на Западе, охладев к сцене, посвятила себя семейному очагу и педагогике. Но тоска по родине не давала покоя. И она вернулась. В середине 90-х Вишневская решила открыть свою оперную школу в Москве и присмотрела место на Остоженке.
Сказано – сделано. Строительство началось в 1996 г., а в сентябре 2002 г. Вишневская с Лужковым перерезали заветную ленточку. Стройка неоднократно замораживалась, переживала дефолты, банкротства и скандалы (самый невинный – порубленные шаляпинские дерева). Победить все препятствия помог не только личностный напор Галины Павловны, но и коммерческая составляющая проекта – в единый по стилю комплекс вместе с Центром оперного пения Галины Вишневской вошел огромный элитный жилой дом. Перед архитекторами стояла сложнейшая задача втиснуть все это в тесный и давно сложившийся ландшафт московского центра, из-за чего многое во внутренних интерьерах Школы кажется игрушечным. Во внешнем дизайне архитектора Михаила Посохина современный стиль пересекается с античными мотивами (коринфские колонны, треугольные фронтоны), а бело-синий учебный театрик на 320 мест спроектирован Александром Великановым по итальянским образцам. Под Остоженкой проходит метро, поэтому применялись специальные резиновые кирпичи из Швеции, уберегающие от вибраций и дающие звукоизоляцию. Школа обошлась в 7,5 миллионов долларов, еще 5 миллионов стоило оборудование. Вишневская отказалась от права частной собственности и передала свою школу в городское ведение – госучреждение и муниципальное здание невозможно обанкротить или насильственно отобрать, что немаловажно в наше тревожное время.
Сама Галина Павловна занимает апартаменты на верхнем этаже и часто по-хозяйски в домашнем халате обходит дозором свои владения (под нею – менеджмент, еще ниже – классы, в самом низу – зрительный зал с оркестровой ямой и всеми полагающимися театральными внутренностями) «Осуществилась мечта, которую я лелеяла долгие годы, давая мастер-классы во многих странах мира, - говорит Вишневская. – Имея полувековой опыт служения искусству, я знаю, как помочь начинающим артистам. Наконец-то я могу исполнить свой долг: отдать молодым все свое умение и знания, открыв им тайны великого оперного искусства. Наш центр – недостающая ступень между консерваторией и театром».
Действительно, сегодняшняя консерватория больше похожа на детский сад, где вооружают лишь азбукой профессии и откуда певец зачастую выходит беспомощным неофитом (считается за счастье, если удается за эти пять лет не потерять голос). А оперный конвейер не разбирает и одинаково жестко требует как с умудренных мастеров, так и с неопытных выпускников. На международный оперный рынок попадает и выживает там только тот, кому хватает ума, самостоятельности, таланта, связей и везения. Школа Вишневской, пожалуй, не для этих счастливчиков, а скорее для середнячков и хорошистов, которые имея уже диплом о высшем образовании, аспирантуру или даже трудовую книжку в театре, все еще не пристроены или не готовы к полноценной профессиональной деятельности. А таких, как ни крути, большинство среди тех, кто выбирает странную, прекрасную и невероятно тяжелую профессию оперного певца. Именно они и составили контингент первого набора: 25 студентов на основном отделении и 9 «платников». Стипендия не выплачивается никому, зато каждому подарена возможность в течение двух лет повысить уровень общей культуры и профессиональной подготовки, отполировать до кондиции четыре оперные партии, отточить иностранные языки, а также пластику, танец и актерское мастерство. Среди педагогов по вокалу сама хозяйка и художественный руководитель (если не в отъезде, то честно занимается каждый день по пять часов), консерваторские профессора Ирина Масленникова и Петр Глубокий, певцы из Большого (Бадри Майсурадзе) и «Новой оперы» (Галина Лебедева). В программе обучения были обещаны мастер-классы могикан мировой оперы, но пока на их проведение нет средств – уговорить преподавать за мизерный гонорар тех же Николая Гяурова и Миреллу Френи по старой дружбе уже не удается (хотя в феврале ожидается однодневный курс мастерства от Пааты Бурчуладзе, который приедет петь Бориса Годунова в Большом театре).
Прошло меньше полугода, а уж Галина Павловна созвала общественность посмотреть, что сделано за первый семестр. Для начала замахнулись весьма круто. На самое что ни на есть русское бельканто. В учебном театре показали своеобразный публичный экзамен – инсценировку фрагментов «Руслана и Людмилы» Глинки. Даже мастера считают эту «волшебную оперу» самой сложной для исполнения из всего русского репертуара, поэтому относиться ко всему просили не как к художественному результату, а снисходительно – как к учебному процессу. Вишневская не скрывает, что создание настоящего спектакля школе пока не по карману да и входит в ее цели.
Роль декораций и спецэффектов играли детали реквизита (стол, каменная глыба) и проекция из абстрактных веток на заднике – крохотной школьной сцене не нужен размах Большого театра. Зато сполна можно было насладиться атмосферой школярства и ученичества. Монтаж номеров из оперы представлял собой концерт в костюмах с робкими попытками актерского взаимодействия (педагог Лидия Токарская) – пока что молодые профессионалы больше думают о нотах и иллюстрируют своих героев неуклюжими жестами, а не живут в образе. Костюмы Людмилы и Светозара странным образом отсылали воображение не в языческий Киев, а к «Царской невесте». Зато радостью для ушей была кристально четкая дикция, столь редкодостижимая в ансамблях «Руслана» (педагог Галина Покровская) – обычно даже в больших театрах в этих местах творится невообразимая каша, но в школе Вишневской было понятно почти каждое слово.
Вполне профессиональный эскиз сладострастного восточного деспота набросала Татьяна Атавина – впрочем, это и не удивительно, под фамилией Мендес она уже пела Ратмира в постановке Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко. Но на порядок лучше всех пели, как ни странно, «платники»: Ирина Окнина (Горислава) и особенно Анна Девяткина из Волгограда (Людмила), обладательница драматически насыщенной колоратуры – ее филигранной технике в виртуозных местах и проникновенности в кантиленах можно только позавидовать. Не обошлось и без маленькой сенсации – горе-богатыря Фарлафа изображал самый юный студент, 20-летний бас с внешностью балетного принца Роман Дерзаев из Ижевска. Вишневская не ошиблась, нарушая возрастной регламент зачисления в школу – такой богатый материал на дороге не валяется, чувствуется, что у талантливого и упорного парня большое будущее.
Ложку дегтя добавил оркестр под управлением главного дирижера школы Владимира Понькина, подтвердив догадку о том, что насущной проблемой русской оперы становится не отсутствие теноров, а низкий уровень подготовки и оплаты оркестрантов – отсюда и игра вполноги, и вопиющая небрежность. О тонкостях теперь не говорят – озвучить бы все без ошибок! Тем более, что времени на репетиции все меньше – сплошная халтура. И никакой даже самый гениальный дирижер не в состоянии насильно заставить своих подручных играть качественно, если они к этому не приучены или не хотят стараться. Когда вместо первых звуков увертюры из оркестровой ямы ухнуло нестройное и грохочущее «кто во что горазд», думаю, что не у одной Галины Павловны похолодело в душе. Спрашивается: каких профессиональных высот смогут достичь студенты под такой самодеятельный аккомпанемент?
Андрей ХРИПИН
